Внесу-ка и я свою посильную лепту в наш плачЪ по ушедшей в небытие стране, которую мы так успешно просрали всем миром.
Вот статья прошлогодней тухлости с Топвара. Букв много но прочитать целиком рекомендую, особенно тем кто моложе 1980г.
Полный текст здесь
Неизлечимая болезнь - Совок!Просто одна маленькая цитата:
Quote:
Мальчишки моего времени
Мы пропарывали эти самые руки и ноги ржавыми железками и стеклом, мы разбивали эти самые головы обо все подряд. Так до нас доходило, что надо быть ловчее, быстрее и смелее — тогда не будет шишек и синяков. О волшебной кнопке «перезагрузка» мы ничего не знали и где-то в душе понимали, что можно убиться насовсем, но от этого все было еще интереснее! Мы взрывали самодельные бомбы и клали в костры незаконно добытые патроны. Мы срывались со льдин и приходили домой в сапогах, полных холодной воды. Со стен строек мы тоже падали. А чаще прыгали, чтобы показать, что нам пофиг эта высота. (Мне она была не пофиг, я ее жутко боялся — и прыгал, потому что прыгал.)
Нам ничего не стоило превратить лист фанеры в танк, и этот танк ездил. Мы подумывали о том, чтобы сделать свой планер. Хвала богам, на это не хватило технических мощностей, иначе... иначе точно полетели бы! Мы играли в войну по совершенно зверским правилам и ничуть не собирались от этого мучиться комплексами вины и не спать по ночам. Мы просто-напросто дрались по самым тупым поводам, причем чаще всего с лучшими друзьями. Что с чужим-то делить?! Мы питались разной зеленой неспелой ерундой из соседских садов, хотя свои сады у многих тоже были, но это же неинтересно!
В 87-м году мы открыли для себя туризм — и именно с этого момента наши родители, думаю, начали седеть по-настоящему... И я прошу у них прощенья и низко им кланяюсь (всем сразу) за то, что они были мудры и терпеливы именно там, где надо быть мудрым и терпеливым, и весьма безжалостны там, где нужна была безжалостность; за то, что они нас любили, и за то, что они не сюсюкали с нами.
Мы четко знали, что мы мужчины, а мужчины — это воины и исследователи. Наши девчонки были, кстати, похожи на нас. Они не стремились «занять гендерную роль мужского типа» — им это было не нужно. Они любили носить красивые платья и хихикать над разной ерундой... Но за ними не заржавело влезть в удобные старые штаны, рубашку и кеды и показать всему миру, что «есть женщины в русских селеньях! » При этом то, что мы мужчины, а они женщины, оставалось непокол*бимой истиной и не подвергалось никакому сомнению, потому что трава летом зеленая, а снег зимой белый...
...За день — обычный, ничем не примечательный день — мы ухитрялись подвергнуть свою единственную жизнь смертельному, без шуток, риску дюжиной различных, в том числе самых идиотских, способов. Родителям об этом мы не рассказывали. Кое о чем они догадывались, кое-что узнавали случайно. Но делиться с ними, как с друзьями, мы не могли и не хотели, потому что ясно понимали: они нам не друзья, они — Мама с Папой, и их надо поберечь, им за тридцать, они уже старые. Кое у кого на этот благородный мотив накладывался не столь благородный, но тоже понятный мотив заботы о своей единственной жопе, на которой приходится много сидеть. Жаловаться на родителей, приди даже кому-то из нас в голову такая вывернутая мысль, было некому и бесполезно, за что я тоже благодарю СССР.
Школа нас ничем привлечь не могла. Если за знания я школу искренне благодарю, то «воспитательный процесс» в ней был активным, всеобъемлющим и... бессмысленным. Школе мы не доверяли и любые ее попытки вовлечь нас в «общественную работу», «организованный отдых» или еще как-то повлиять на нас вне рамок «учебного процесса» тихо игнорировали или встречали откровенно в штыки. Мы ее терпели, потому что иначе нельзя. Но уроки прогуливали очень часто, особенно когда на улице тепло...
Я с уважением вспоминаю некоторых учителей, охотно признаю профессионализм почти всех остальных, мне лично безразличных или даже неприятных, — но все взрослые, не члены семьи, которые на самом деле оказывали на меня серьезное влияние, к школе не имели никакого отношения: тренеры, инструкторы из клуба... Кроме того, видимо, уже тогда, мы, мальчишки, подсознательно всеми силами отталкивали от себя «школьно-бабское царство», которое заведомо не могло понять ни нашей тяги к риску, ни опасных игр и экспериментов, ни увлечений, мечтаний и стремлений мальчишки — увы... Мужчины, и только мужчины формировали наш характер и мировоззрение. Не всегда и не везде отцы, увы, но — мужчины. Помню, когда к нам пару раз приезжали московские мальчишки. Мы поражались их ничем не обоснованной заносчивости, в то же время обычной бытовой беспомощности и, чего греха таить, туповатости, смешанной с нытьем и непривычной для тогдашнего пацана расчетливостью; они в наших глазах походили на баб, в смысле — на худшие образцы женского пола. Не все были такие, но большинство...
Средний же современный мальчишка, попади он в нашу тогдашнюю компанию, просто-напросто не выжил бы как личность. Мы ценили друг в друге умение «не выдавать своих», физическую силу и умение быть интересным...
Non est ornamentum virile concinnitas!
.
