offline |
12k сообщений+ |
 |
|
Зарегистрирован: 07 июн, 2014, 10:17 Сообщения: 19753 Откуда: Москва
|
Dimitriy Briz Wrote: наши представления о "русской культуре" различаются. При этом какое из них более правильное - большой вопрос  Я вот с этими людьми О милосердии русского мираИ долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я свободу И милость к падшим призывал. Это Пушкин
Я, матерь божия, ныне с молитвою Пред твоим образом, ярким сиянием, Не о спасении, не перед битвою, Не с благодарностью, иль покаянием,
Не за свою молю душу пустынную, За душу странника в свете безродного; Но я вручить хочу деву невинную Теплой заступнице мира холодного. Это Лермонтов
А толпа, что была этим немцам обязана адом, перед их появлением грозилась. И вдруг — тишина.
Ни «В Москва-реку их!», ни «Порвать в лоскуты бы...», ни женской чёрной вдовьей обиды на тех, кто стрелял в их мужей, ни проклятий, когда ещё пленных вели по Смоленской — тишина! Жаль, её не возьмёшь экспонатом в музей... Я не ведаю, что это было. Но истинно: было. Пыль, забившая уши? Подошвенный шорох и пыль? Или слабость народа (она же — народная сила), к каторжанам, убийцам, несчастным, идущим в Сибирь? Это Юрий Ряшенцев
Я с маминых слов знаю точно Проделки иркутских девчат: Бежали гурьбой после школы, Японцев и немцев кормить, Делить свой паек невеселый, На тех, кто хотел их убить. Забыты ночные бомбежки Далекой столичной Москвы, Голодные, нищие стежки, В Сибирь москвичей привели.
Но в сердце живет не обида, Не гонор, не злоба, не месть, Другая у русских планида: Им жалость к поверженным - честь. Это Владимир Прокофьев
А вот - одна маленькая история из жизни Священномученика Илариона (Троицкий), который многие годы провел в лагере на Соловках в качестве зека:
Однажды буря унесла в открытое море лодку, в которой находился самый злобный лагерный охранник — некий Сухов. Заключенные и солдаты, собравшиеся на берегу, были убеждены: гибель лодки вместе с людьми неминуема. «Там, вдали, мелькала черная точка, то скрываясь, то вновь показываясь на мгновение. Там шла отчаянная борьба человека со злобной, хитрой стихией. Стихия побеждала.
— Да, в этакой каше и от берега не отойдешь, куда уж там вырваться, — проговорил чекист, вытирая платком стекла бинокля. — Пропал Сухов! Пиши полкового военкома в расход!
— Ну, это еще как Бог даст, — прозвучал негромкий, но полный глубокой внутренней силы голос.
Все невольно обернулись к невысокому плотному рыбаку с седоватой окладистой бородой.
— Кто со мною, во славу Божию, на спасение душ человеческих? — так же тихо и уверенно продолжал рыбак, обводя глазами толпу и зорко вглядываясь в глаза каждого. — Ты, отец Спиридон, ты, отец Тихон, да вот этих соловецких двое... Так и ладно будет. Волоките карбас на море!
— Не позволю! — вдруг взорвался чекист. — Без охраны и разрешения начальства в море не выпущу!
— Начальство — вон оно, в шуге, а от охраны мы не отказываемся. Садись в баркас, товарищ Конев!
Чекист как-то разом сжался, обмяк и молча отошел от берега.
— Готово?
— Баркас на воде, владыка!
— С Богом!
Владыка Иларион стал у рулевого правила, и лодка, медленно пробиваясь сквозь заторы, отошла от берега.
Спустились сумерки. Их сменила студеная, ветреная соловецкая ночь, но никто не ушел с пристани. Забегали в тепло, грелись и снова возвращались. Нечто единое и великое спаяло этих людей. Всех без различия. Даже чекиста с биноклем. Шепотом говорили между собой, шепотом молились Богу. Верили и сомневались. Сомневались и верили.
— Никто, как Бог!
— Без Его воли шуга не отпустит.
Сторожко вслушивались в ночные шорохи моря, буравили глазами нависшую над ним тьму. Еще шептали. Еще молились.
Но лишь тогда, когда солнце разогнало стену прибрежного тумана, увидели возвращавшуюся лодку и в ней не четырех, а девять человек.
И тогда все, кто был на пристани — монахи, каторжники, охранники, — все без различия, крестясь, опустились на колени.
— Истинное чудо! Спас Господь!
— Спас Господь! — сказал и владыка Иларион, вытаскивая из карбаса окончательно обессилевшего Сухова. И это, то, что вспомнилось - жалкие крохи. Мне искренне жаль, что весь этот огромный пласт нашей русской культуры (и нашего культурного текста) прошел мимо Вас.
На убийц и их пособников в бывшем государстве Украина у меня идиосинкразия. Я в диалоги с ними не вступаю. ****** Каким образом то, что делает и говорит официальная Москва, может оправдать чудовищные преступления, которые совершает официальный Киев?!
|
|